В некоторых обществах существует значительное давление со стороны членов своего круга, а также иные формы социального давления, понуждающего рождать младенцев, а иногда даже настолько много младенцев, насколько возможно. Подобное может иметь место даже тогда, когда родители не в состоянии должным образом заботиться о большом количестве детей, которых они продуцируют. (14)
При этом давление не всегда неофициальное. Правительства нередко вмешиваются — в особенности, хотя и не только при снижении уровня рождаемости — с целью стимулирования детопроизводства. Это случается даже тогда, когда исходное население уже многочисленно, и тревога связана только с тем, что уровень рождаемости становится ниже уровня замещения. Здесь обеспокоенность обращена к тому, что политическая единица будет располагать меньшим количеством людей трудоспособного возраста и, следовательно, меньшей базой налогоплательщиков для поддержки возросшей старшей группы населения. (15) К примеру, в Японии имела место озабоченность, что уровень рождаемости в 1,33 ребенка может сократить население в 127 миллионов человек до 101 млн.чел. к 2050г. и до 64 млн. к 2100г. (16) Японское правительство предприняло ряд шагов. Оно запустило план “Плюс один”, направленный на убеждение супружеских пар родить ещё одного, дополнительного ребенка, и учредили Главное управление поддержки мероприятий противодействия низкой рождаемости, чтобы координировать план. Одним из проектов в плане был бюджет сватовской деятельности в размере 3,1 млрд. иен для затрат на “публично финансируемые приёмы, увеселительные круизы, а также пешие походы для одиноких мужчин и женщин”. Правительство также пообещало финансовую поддержку для пар, желающих прибегнуть к дорогостоящему лечению бесплодия. В план “Плюс один” также входило перенаправление ресурсов, чтобы предоставить образовательные кредиты для обеспечения школьных лет. Сингапур разработал планы по убеждению граждан производить больше детей. В дополнение к пропаганде, он ввёл финансовые стимулы рождать третьего ребенка, оплачиваемый отпуск по беременности и родам, а также государственное обеспечение детских садов. (18) И Австралия объявила о “Семейном пакете”, составляющем 13,3 млрд долларов, для распределения в течение пяти лет. По словам казначея этой страны, если “вы можете родить детей, то родить их — это хорошо”. Помимо заведения одного ребенка для замещения мужа и одного для замещения жены, он призвал австралийцев также завести одного для их страны. (19)
Хорошо известно, что тоталитарные режимы часто поощряют людей, если не вынуждают или не заставляют их, рождать детей по военным причинам — в связи со стремлением получить новые обильные поколения солдат. Грубо говоря, это пронатализм ради пушечного мяса. Демократии, особенно те, которые не участвуют в затяжном конфликте, не являются, а также не нуждаются в том чтобы являться настолько примитивными, – однако данное обстоятельство, как мы уже видели, не означает, что они лишены пронатализма.
Даже в тех случаях, когда демократические государства не предпринимают никаких формальных мер по увеличению рождаемости, следует отметить, что демократии свойственна внутренняя предрасположенность к пронатализму. Учитывая, что большинство одерживает верх (даже в рамках определённых либеральных ограничений), каждый сектор населения демократии стимулирован производить дополнительное потомство, чтобы его интересы и задачи либо превалировали, либо, по крайней мере, удерживали свои позиции. И — шире — обратите внимание, что в условиях демократии те, кто привержен отказу от воспроизводства, никогда не смогут в долгосрочной перспективе политически господствовать над теми, кто привержен репродукции.
Более того, любопытно, как демократия предпочитает биологическое воспроизводство иммиграции. У отпрысков есть презюмируемое право на гражданство, в то время как у потенциальных иммигрантов его нет. Представьте себе поляризованное государство, состоящее из двух противостоящих этнических групп. Одна увеличивает свою численность биологическим путём, а другая — путём иммиграции. В зависимости от того, кому принадлежит власть, группа, которая растёт засчёт иммиграции, либо будет лишена возможности расти, либо будет обвинена в колониализме. (20) Однако почему демократия должна отдавать предпочтение одной коренной группе в ущерб другой лишь потому, что она прирастает биологическим способом, а не через иммиграцию? Почему биологический прирост должен быть неограниченным, но иммиграция ограничиваться, когда политические результаты одинаково зависят от обоих способов увеличения населения? Кто-то может попытаться ответить на этот вопрос, утверждая, что право на свободу биологического воспроизводства более важно, чем право на иммиграцию. Это действительно может быть точным описанием того, как закон фактически действует, но мы можем сомневаться, так ли действовать ему следовало бы. Должна ли чья-либо свобода создавать нового человека быть более незыблемой, чем возможность иммиграции чьёго-либо ещё друга или члена семьи?
Другой аспект, в котором действует пронатализм, даже в моральной сфере (а не только в политической области), заключается в том, что люди, порождающие отпрысков, увеличивают свою ценность через заведение детей. Родителей, имеющих иждивенцев, тем или иным образом рассматривают как более значимых людей. Если, например, есть некоторый дефицитный ресурс — скажем, донорская почка — и из двух потенциальных реципиентов один является родителем детей младшего возраста, а другой нет, то при прочих равных, скорее всего, будет выбран родитель. Позволить родителю умереть означает не только расстроить реализацию его собственного предпочтения остаться в живых, но и предпочтение его детей иметь оставшегося в живых родителя. Разумеется, вполне верно то, что смерть родителя причинит вред большему количеству людей, однако, тем не менее, есть аргументы против приоритета родителей. Повышение своей ценности через порождение детей может быть сходным с увеличением своей ценности путём взятия заложников. Мы могли бы рассматривать это как несправедливость и принять решение не вознаграждать за это. Это может сделать жизнь детей хуже, но должны ли цену предотвращения такого результата платить люди, не имеющие детей?
Ничем из вышеперечисленного я не отрицаю того, что есть некоторые общества, в которых были приняты политические шаги для снижения рождаемости. Самым наглядным примером является Китай, где правительство ввело политику одного ребёнка на родительскую пару. Но тем не менее, несколько моментов заслуживают внимания. Во-первых, такие политические меры являются исключительными. Во-вторых, они являются ответом на очень крупное (а не просто умеренное) перенаселение. В-третьих, они требуются именно потому, что являются коррективами к очень мощной предрасположенности к пронатализму, и таким образом, не составляют опровержения существования этой предрасположенности.
Также я не отрицаю, что существует критика пронатализма со стороны граждан. Есть, например, люди, которые говорят, что жизнь человека лучше или, по крайней мере, не хуже (21) без детей. Кроме того, есть граждане, возражающие против дискриминации в отношении людей либо бесплодных (22), либо “чайлдфри” по собственному желанию. (23) Однако, как бы я ни был рад приветствовать это оппонирование пронатализму, большая его часть вдохновлена заботой о существующих людях. Очень редко встречается критика пронатализма, основанная на том, что прокреация подразумевает для существ, чьё бытие в результате начато. Хотя есть одно исключение: люди, которые расценивают мир как место слишком ужасное, чтобы приводить в него детей. Они считают, что в мире присутствует слишком много плохого, чтобы сделать деторождение приемлемым. Это убеждение наверняка верно. Я расхожусь с теми, кто обосновывает его, лишь в одном аспекте. В отличие от (большинства из) них, я думаю, что страдания могло бы быть значительно меньше, и всё же прокреация оставалась бы неприемлемой. На мой взгляд, нет итогового блага от начала существования, и, таким образом, начало существования никогда не стоит его цены. Я осведомлён, что этот взгляд сложно принять. В следующей главе я приведу аргументы в его поддержку более подробно. Я уверен, что моя аргументация верна, однако не могу не надеяться, что ошибаюсь.
СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ
В конце этой вступительной главы я изложу канву оставшейся части книги и предложу некоторые инструкции для читателей.
Вторая и третья главы составляют основу книги. В главе 2 я обосновываю, что начало существования всегда представляет собой вред. Для этого я прежде всего показываю, что начало существования является вредом иногда — утверждение, которое средний человек вполне может с готовностью принять, но которое необходимо оградить от одной известной философской проблемы. Аргумент относительно того, что появление на свет всегда является вредом, может быть резюмирован следующим образом. Как благо, так и негативное случается только с теми, кто существует. Однако есть критическая асимметрическая разница между благом и вредом. Отсутствие плохих вещей, таких как боль, — это хорошо, даже если нет никого, у кого было бы это благо, в то время как отсутствие хороших вещей, таких как удовольствие, плохо лишь когда есть некто лишённый этих благ. Это подразумевает, что предотвращение вреда через изначальное несуществование является действительным преимуществом над существованием, в то время как отсутствие некоторых благ при изначальном несуществовании субъекта в действительности не является невыгодой изначального несуществования.
В третьей главе я утверждаю, что качество даже лучших жизней не только намного хуже, чем обыкновенно считается, но оно также очень низкое. Чтобы показать это, я продемонстрирую, что качество жизни — это не разница между хорошим и плохим в ней. Определить качество жизни — задача значительно более сложная. Затем я обсужу три группы представлений о качестве жизни — гедонистические взгляды, теории удовлетворения потребностей и теории объективного списка — и покажу, почему качество жизни является низким в свете любой из этих теорий. Наконец, в этой главе я опишу тот универсум страданий, в котором мы обитаем, и продемонстрирую, что это страдание является частью цены продуцирования новых людей. Аргументация в третьей главе, таким образом, обеспечивает самостоятельные обоснования даже для тех, кого аргументы второй главы не привели к принятию того, что начало существования всегда является (серьёзным) вредом.
В четвёртой главе я рассуждаю о том, что у человека не просто отсутствует обязанность репродукции, но также что существует и (этический) долг не привносить в мир новых существ. Это утверждение кажется находящимся в противоречии с широко признанным правом на репродуктивную свободу. Я проанализирую это право и его возможные основания, утверждая, что оно наилучшим образом интерпретируется как право юридическое, а не этическое. Таким образом, здесь отсутствует непременное противоречие с этическим долгом не продуцировать потомства. После освещения этой темы я перехожу к вопросу инвалидности и бытия, причиняющего вред. Я рассматриваю различные аргументы правозащиты инвалидности и показываю, как мои взгляды необычным образом поддерживают эти аргументы против их обычных оппонентов, однако в конце концов ставят под сомнение и правовую защиту инвалидности, и её противников. Затем я перехожу к тому, что мои взгляды подразумевают для вспомогательных репродуктивных технологий и искусственного воспроизводства, а далее завершаю тему дискуссией о том, является ли продуцирование детей использованием их лишь как средств достижения цели.
В пятой главе я показываю, как сочетание стандартных прочойс-взглядов о моральном статусе зародыша с моими выводами о негативности начала бытия производит “за небытие”-взгляд на абортирование. Более конкретно, я утверждаю, что если зародыш на ранних стадиях беременности ещё не начал существования в этически релевантном смысле, и начало бытия всегда причиняет ущерб, то было бы лучше, если бы мы абортировали зародыши на этих более ранних стадиях. Попутно разграничению четырёх видов интересов субъекта и постановке вопроса, какой из них является этически значимым, я обсужу вопрос о том, когда возникает сознание, и затем аргументирую мою и прочойс-позицию относительно аборта против наиболее интересных вызовов — проблем Ричарда Хэра и Дона Маркуиса.
В шестой главе будут рассмотрены две связанные между собой группы вопросов: о численности населения и о вымирании. Вопросы численности населения обращаются к теме оптимальной величины человеческой популяции. Вопросы вымирания — это вопросы о том, является ли будущее исчезновение человека печальным событием, и будет ли хуже, если человечество исчезнет скорее ранее, а не позже. Мой ответ на вопрос о численности населения — что в идеале не должно было бы быть (ещё большего количества) людей. Однако я рассмотрю аргументы, которые могли бы позволить поэтапное исчезновение человечества. Отвечая на вопрос о вымирании, я выскажу мнение, что, хотя исчезновение, возможно, является вредом для поколений, предваряющих его, а в особенности — для тех, кто непосредственно предваряет его, вымирание человека само по себе не является положением вещей, которое этически плохо. Более того, я поспорю о том, что было бы лучше, при прочих равных, если бы вымирание человечества произошло скорее ранее, а не позже. (*) В дополнение к этим аргументам, представляющим общий интерес, я также покажу, как мои взгляды решают много хорошо известных вопросов этической теории на тему численности населения. Здесь основное внимание будет уделено части четвёртой книги Дерека Парфита “Причины и личности”, показывая, как мои взгляды в состоянии разрешить “проблему нетождества”, избежать “абсурдного вывода” и “проблемы простого добавления”, а также объяснить “асимметрию”.
В заключительной главе я буду обсуждать ряд тем. Я рассмотрю вопрос о том, действительно ли восприятие моих выводов как неправдоподобных свидетельствует против моих аргументов, и приведу контраргументы против оптимистического утверждения, что я должен быть неправ. Я покажу, что мои аргументы не являются настолько несовместимыми с религиозным мышлением, как многие люди могут думать. Я рассмотрю проблемы смерти и суицида. Более конкретно, я обосную, что считать начало существования всегда вредом не означает также полагать, будто продолжение жизни всегда хуже, чем смерть. То есть, смерть может быть плоха для нас даже несмотря на то, что начинать существовать — это также плохо. Отсюда следует, что самоубийство отнюдь не является неизбежным выводом из моего взгляда, даже если это может быть одним из вероятных ответов, по крайней мере, в некоторых случаях. Наконец, в завершение будет продемонстрировано, что, хотя антинаталистический взгляд мотивирован филантропически, существуют довольно убедительные мизантропические аргументы, приводящие к таким же выводам.
РУКОВОДСТВО ДЛЯ ЧИТАТЕЛЯ
Вероятно, не все читатели желают или распоряжаются достаточным временем, чтобы прочитать всю книгу, и ввиду этого я предлагаю информацию по приоритету её частей. Наиболее важными в книге являются глава 2 (а более конкретно — раздел, озаглавленный “Почему начало существования — это всегда вред”) и глава 3. Начальный раздел завершающей главы, главы 7, также имеет важное значение для тех, кому кажется, что мои выводы должны быть отвергнуты на основании их высокой контринтуитивности.
Главы 4, 5 и 6 уже предполагают выводы, сделанные в главах 2 и 3 и, таким образом, эффективное ознакомление с ними невозможно без понимания предшествующих глав. Глава 5 самостоятельна и не основывается на главе 4; глава 6 предполагает выводы главы 4 (но не главы 5). Этот логический порядок глав более или менее сходен с ещё одним ранжированием. Глава 2 — это “плохие новости”, глава 3 – это “ещё худшие новости”, и одна или более из глав 4, 5 и 6 (в зависимости от позиций читателя) повествует о “худших новостях”.
Большая часть этой книги будет с лёгкостью доступной пониманию развитого читателя, не имеющего специального философского образования. В ней есть несколько частей, которые по необходимости являются несколько более специальными. Хотя понимание каждой детали в этих разделах может оказаться сложнее, суть аргумента, тем не менее, должна быть ясна. Однако есть некоторые отрывки, которые для читателя, менее заинтересованного в более специальных деталях, возможно пропустить. Это верно для небольших фрагментов, которые встречаются время от времени и разбросаны по всей книге, но также это верно для более существенных разделов.
В главе 5 первые шесть абзацев “Четырёх видов интересов” имеют решающее значение для понимания этой главы. Те из читателей, кто не заинтересован, как именно эта классификация соотносится с другими систематизациями в литературе по моральной философии, могут пропустить оставшуюся часть раздела.
Наиболее специальные части книги находятся в главе 6, в разделе под названием «Разрешение проблем в этической теории о населении». В этом разделе я покажу, как мои взгляды помогают решить те вопросы, которые обсуждаются в обширной философской литературе о будущих людях и оптимальной численности населения. Те, у кого нет интереса к этой литературе и знаний о ней, могут пропустить этот раздел. Однако его пропуск несколько затруднит понимание значительной части моего рассуждения относительно решения о поэтапном вымирании человечества позже, в главе 6. Часть этого рассуждения также является весьма специальной и, таким образом, тоже может быть пропущена. Тому читателю, который сделает это, нужно лишь знать: я говорю о том, что мои взгляды при определённых условиях могут позволить поэтапное вымирание, при котором всё меньше и меньше детей приводится в мир в каждом из (только) нескольких поколений, в отличие от немедленного прекращения всей репродукции.
(14) Beyer, Lisa, ‘Be Fruitful and Multiply: Criticism of the ultra-Orthodox fashion for large families is coming from inside the community’, Time, 25 October 1999, 34.
(15) В главе 7 я остановлюсь подробнее на издержках суженной рождаемости для существующих людей. В конкретном случае Японии, о котором я сейчас говорю, не все согласны с тем, что сокращение численности населения очень негативно скажется на японском обществе. См., например, ‘The incredible shrinking country’, The Economist, 13 November 2004, 45-6.
(16) Watts, Jonathan, ‘Japan opens dating agency to improve birth rate’, The Lancet, 360 (2002) 1755.
(17) Там же.
(18) Bowring, Philip, ‘For Love of Country’, Time, II September 2000, 58.
(19) Reuters, ‘Brace yerself Sheila, it’s your patriotic duty to breed’, Cape Times, Thursday, 13 May 2004, I.
(20) Одним из примеров является арабо-еврейская группа в Израиле.
(21) Missner, Marshall, ‘Why Have Children?’, The International Journal of Applied Philosophy, 3/4 (1987) 1-13
(22) May, Elaine Tyler, ‘Nonmothers as Bad Mothers: Infertility and the Maternal
Instinct’, in Ladd-Taylor, Molly, and Umansky, Lauri, ‘Bad’ Mothers: The Politics of Blame in Twentieth-Century America (New York: NYU Press, 1998) 198-219.
(23) Burkett, Elinor, The Baby Boon: How Family-Friendly America Cheats the Childless (New York: The Free Press, 2000).
(*) Следует, однако, чётко понимать различие между этическим антинатализмом (в т.ч. позицией автора) и внешне сходными экологическими позициями. Ратуя за вымирание человечества, энвайронментализм, в отличие от антинатализма, не признаёт негативной этической ценности начала бытия всякого ощущающего организма, считая негативным лишь рождение человека (а не существ любых видов, уязвимых к страданию). Со своей стороны, антинатализм как таковой не подразумевает непременного согласия с апологетикой добровольного вымирания вида Homo sapiens, даже несмотря на то, что ряд известных сторонников антинатализма выражает аналогичные ей взгляды. (Прим. пер.)
David Benatar. Better Never To Have Been: The Harm of Coming into Existence (Oxford: Oxford University Press, 2006).
Перевод: AN Translations